- Авария на Чернобыльской АЭС: вина персонала или конструктивные недостатки? (ЧАСТЬ I «Грозное предупреждение»)
- Авария на Чернобыльской АЭС: вина персонала или конструктивные недостатки? (ЧАСТЬ II «Взгляд очевидца»)
Первыми пострадавшими были, естественно, работники дежурной смены на энергоблоке No 4. А.С. Дятлов оказался старшим из начальников в эту страшную ночь. Он вспоминает о том, какие экстренные меры он предпринял и почему его товарищи оказались переоблученными.
«Ушел с БЩУ (блочный щит управления. — Б.Г.) с намерением посмотреть обстановку в реакторном зале. Не дошел. Встретил операторов газового контура И. Симоненко и В. Семикопова и операторов центрального зала О. Генриха и А. Кургуза. Толя Кургуз был страшно обожжен, кожа лица и рук свисает клочьями. Сказал им быстро идти в медпункт, куда уже должна прийти машина скорой помощи. <…> Петро Паламарчук, здоровенный мужчина, внес и усадил в кресло инженера наладочного предприятия Володю Шашенка. Он наблюдал в помещении на 24-й отметке за нештатными приборами, и его обварило водой и паром. <…> П. Паламарчук, разыскивая Шашенка, получил большую дозу, когда нес и намокла одежда на спине. Вода радиоактивная, и даже через пять лет ожоговые раны на спине не закрылись. <…> С дозиметристом Самойленко замерили обстановку на БЩУ. Прибор у него был на 1000 мкР/с или З,6 Р/ч. В левой и средней частях щита прибор показывал 500—800 мкР/с, в правой ― зашкал. <…> Теперь занялись основной полезной работой, которую выполнил персонал 4-го блока с риском для жизни и здоровья. Из-за многочисленных повреждений трубопроводов и конструкций зданий постоянно происходили короткие замыкания в электрических цепях ― источник возникновения пожаров. Когда шел с 3-го блока, встретил заместителя начальника электроцеха А.Г. Лелеченко. Взял его с собой. Теперь свел Лелеченко и Акимова и приказал отключить механизмы и разобрать электросхемы, с тем чтобы обесточить максимальное количество кабелей и электросхем. Приказал также слить в аварийные цистерны масло турбин и вытеснить водород из электрогенераторов. Всю эту работу выполнил персонал электрического и турбинного цехов. Выполнил. И — кто погиб, кто — получил тяжелые телесные повреждения. Хорошо помогли персоналу смены заместители начальников турбинного цеха Р.И. Давлетбаев и электроцеха А.Г. Лелеченко. Удивительный человек Александр Григорьевич. <…> Не понимаю, откуда он взял силы еще и после 26 апреля два или три дня выходить на работу, и опять в ту же радиационную обстановку. Когда его отвезли в больницу в Киев, прожил недолго.
Горько было мне слышать о неухоженности и осквернении могил погибших операторов на Митинском кладбище в Москве, в противоположность могилам пожарных. Если бы оперативный персонал не сделал то, что сделал, без сомнения возникали бы новые пожары и они обнаруживались бы при их сильном развитии. <…> Считаю, персонал действовал правильно, исключительно самоотверженно и сделал все возможное в той обстановке.
Пожарные команды, прибывшие 26 апреля 1986 г. на ЧАЭС, не были подготовлены для тушения пожара, сопровождавшего взрыв и разброс радиоактивных веществ. Как и персонал станции, они оказались в газово-пылевом облаке, в котором содержалось множество бета-излучателей. Не было бета-поражений на ногах, закрытых обувью, даже носки заметно ослабляли поток электронов. Если бы люди одели бахилы или чулки поверх обуви, у них не было бы столь обширных бета-поражений кожи, от которых несколько человек впоследствии погибли. При лечении больных с бета-ожогами кожи наблюдалось, как процесс развивался, ползя по ногам снизу вверх, в полном соответствии с уменьшением дозы».
О пожарных. «Надели бы они защитную дозиметрическую одежду ― не помогла бы она им. Их штатная одежда ― из грубого материала, сапоги защищали от бета-излучения, а от гамма-излучения их ничего защитить не могло: нет такой одежды. Спасти могло только автоматическое пожаротушение, не требующее присутствия людей на крыше реакторного и химического цехов. Такого не было. Была разводка трубопровода по периметру с ответвлениями для присоединения пожарных рукавов, которые находились рядом в ящиках. Без людей там ничего не сделать.
У меня была обычная спецодежда и полуботинки. Бахилы бы значительно облегчили мое состояние, защитили бы ноги от страшных ожогов, до сих пор не прошедших. Но что в них за ходьба? <…> Респираторы так и проносил в кармане. Один надел, где-то в пар попал, уже не дышится, сбросил и больше не надевал. <…> Периодически тянуло на неудержимую рвоту, но выбросить осталось разве что внутренности. Описывать нечего. <…> На щите В. Перевозченко сказал, что операторы центрального зала нашлись, нет В. Ходемчука. <…> Пошли втроем, взяли еще С. Ювченко и дозиметриста. Прибор, как и прежде, на 100 мкР/с где показывал, где зашкаливал. <…> Дозиметриста отпустили — бесполезен со свои прибором. Саша Ювченко и я остались у провала, а В. Перевозченко по консоли полез к помещению операторов, где, хоть и с малой вероятностью, мог находиться Валерий Ходемчук. <…> Не было там В. Ходемчука, тело его так и не нашли. Погребен под бетоном и металлом. А вот Валерий Перевозченко, видимо получил летальную добавку. Его облило водой, и умер он не от большой дозы облучения, а от радиационных ожогов кожи. <…> Тут у меня наступил спад, полная апатия. <…> Забрал с собой три диаграммных ленты: две с записью мощности реактора и по давлению в первом контуре. Помылся под душем, согласно правилам: сначала прохладной водой, уж потом горячей. <…> На станцию главный инженер Н.М. Фомин прибыл позднее других, в 4—5 часов, а лучше бы еще на несколько часов позже. И решил организовать подачу воды в реактор. Зачем, через столько времени после взрыва? Вода из- за разрушения трубных коммуникаций до реактора не доходила (да и не было уже его, реактора) и начала растекаться по помещениям 4-го и других блоков, разнося радиоактивную грязь. Конечно, прекратили. Но эта операция стоила тяжких телесных повреждений, а Л. Топтунову, А. Акимову и А. Ситникову стоила жизни. <…> А. Акимов получил, конечно, более серьезную дозу, потому что он выходил в помещение блока, а В. Бабичев пришел что-то около 5 часов. У него доза уложилась бы в пределах 200 бэр. Оба они остались и участвовали в подаче воды на реактор. Там и получили летальные дозы. <…> 26-го вечером отправили первую партию в Москву. <…> В Москве автобусы подъехали к самолету ― и в 6-ю больницу. И только через полгода, 4 ноября, выписался».
Опыт Чернобыля дал серьезный толчок развитию техники безопасности при работе АЭС, хотя не дай Бог повторения данного опыта!
Полная версия статьи под названием «Памяти тех, кто погиб 25 лет назад при взрыве на Чернобыльской АЭС» была опубликована в журнале «ЭЛЕКТРОЭНЕРГИЯ. Передача и распределение» № 2(5), март-апрель 2011 г.
Автор: Борис Валентинович Горобец (24 апреля 1928 года — 7 ноября 2015 года) — советский и российский инженер в системе атомной промышленности, кандидат технических наук (1971); Заслуженный машиностроитель Российской Федерации (1998). Лауреат Государственной премии СССР (1969). Руководитель Главного управления производства ядерных боеприпасов МСМ СССР—МАЭ РФ (1986—1995)
